Он раскрыл конверта уголок
И в письмо душистый лепесток,
Улыбнувшись, бережно вложил.
А кому письмо, я не спросил.
И к чему? Нужна ль об этом речь?
Только стал еще дороже мне
Человек, сумевший уберечь
Нежность сердца в громе и огне.

Илья Симаненков
«После боя»

«Где же Славик? ...Но синие волны до сих пор не принесли мне ответа...»

Нет в нашей стране ни одной семьи, будущее которой не изменили бы страшные годы Великой Отечественной войны.  Уже почти 80 лет прошло с тех пор, выросло не одно поколение. Время неумолимо: ветеранов остаются единицы, уходят из жизни последние очевидцы тех лет, в том числе и дети войны. Мы узнаем о Великой Отечественной войне из уроков истории в школе, читаем книги, смотрим телепередачи и видеосюжеты, но одними из самых бесценных источников, которые могут нам поведать о тех грозных и полных тревог  и людского горя днях были, есть и будут фронтовые письма и письма военных лет.

Культура письма на бумаге постепенно уходит в прошлое, но тем интереснее нам прикоснуться к такого рода документам. В то тяжелое время письмо было зачастую самое ценное, что бережно хранили люди. Письмо было написано рукой любимого и дорогого человека, хранило его прикосновения. Письма с фронта хранятся во многих фондах Национального архива Республики Карелия. Но мы затронем историю, которую поведали нам семейные письма из личного фонда Карелиной Ирмы Николаевны, геолога и активного члена городской молодежной общественной организации инвалидов «Светозар», принятого на хранение в архив в этом году.

Два  старших брата Ирмы Николаевны Карелиной Станислав и Лев, совсем юные ребята 1922 и 1924 г. р. ушли в годы войны на фронт. Лев служил в десантном корпусе в г. Москве и пропал без вести в феврале 1943, судьба его до сих пор остается неустановленной. Станислав Карелин, о котором далее пойдет речь, учился в г. Ленинграде, в Военно-морском пограничном училище.

Предположительно в 1942 г. был переведен в Каспийское высшее военно-морское Краснознамённое училище им. С. М. Кирова, но вопреки его настойчивым просьбам и горячему желанию служить на флоте, довелось ему служить командиром взвода 4-й стрелковой роты, а затем адъютантом командира этой же роты 80-го гвардейского стрелкового полка 32-й Гвардейской Краснознаменной стрелковой Таманской дивизии. Этот храбрый, миниатюрный парнишка (судя по медицинскому свидетельству поступающего в военно-морское училище он был всего 154 см ростом и весом 51 кг!) за свою несправедливо короткую жизнь был награжден Орденом Красного Знамени и двумя Орденами Великой Отечественной войны I степени за проявленную храбрость, мужество и решительность в выполнении задач, поставленных командованием.  

В фонде И.Н. Карелиной имеется несколько его писем домой, также хранятся   письма от бывших его сослуживцев, с которыми более сорока лет спустя Музей обороны и освобождения г. Севастополя помог связаться его сестре Карелиной Ирме Николаевне. В них Станислав характеризуется как «энергичный и храбрый офицер», о нем говорили: « он не знал страха и смерти, в нашем полку пользовался большим авторитетом», «от опасности не прятался», «был отчаянно и даже безрассудно храбр, за это мы его ругали». Однополчане вспоминали, что он «всегда ходил в бушлате морском, мичманке, не взирая на морозы», был смел и смекалист, «ведь каждый командир полка брал себе в адъютанты именно такого офицера».

В боях Станислав был дважды ранен, погиб 16 апреля 1944 г. в боях на подступах к г. Севастополю. Первоначально он был захоронен на дивизионном кладбище в с. Верхний Чоргунь Балаклавского района, затем был перезахоронен на кладбище Коммунаров в г. Севастополе.

А в г. Сталино (ныне Донецке) тем временем Станислава преданно ждала девушка по имени Лидия и искренне верила, что он вернется домой живым. Об этой трогательной и короткой истории дружбы, переросшей в крепкие светлые чувства мы узнаем из писем этой девушки,  Лидии Николаевны Морозовой, адресованных матери Станислава Августе Ивановне Карелиной и его сестре Ирме. В них она подробно рассказывает историю их со Станиславом знакомства, вместе с его матерью тяжело переживает известие о его гибели и лелеет надежды, что погибшим его признали по ошибке. Первое сохранившееся в фонде письмо датировано 3 ноября 1943 г., пишет Лидия из Нижнего Тагила: «...Здравствуйте, дорогая мать, сын которой отважно борется против немецко-фашистских захватчиков! Слава просил меня, чтобы я написала вам письмо и сообщила, что он уже вышел из госпиталя...». В одном из последующих писем, уже из города Одесса Лидия рассказала Августе Ивановне Карелиной и ее дочери Ирме немного о себе и об истории их со Станиславом знакомства: «Весна...Кавказ. Ставрополь. 1943 год!...По дороге в институт встретила одного военного, невысокого роста, блондина с голубыми, полными бодрости и жизни глазами. Мы познакомились, он сказал, что хочет видеть меня вечером. Во время перемены в Институте незнакомый военный передал записку, где было написано: «Лидочка, жду в парк. Я с товарищами с девочками и с гитарой. Славка.» В итоге Лидия не смогла прийти в парк, так  как помогала по хозяйству одинокой пожилой женщине, в чьем доме проживала. Станислав обиделся, но снова встретил ее возле института после занятий. Он рассказал, что давно знает Лидию и часто видел, но до этого познакомиться не решался. Храбрый, очертя голову рвавшийся в бой солдат робел перед понравившейся девушкой...Он проводил ее до дома, Лидия познакомила его с той женщиной, у которой проживала, назвав ее бабушкой. Но Станислав заподозрил, что она и не бабушка ей вовсе, так как Лидия светлоглазая и светловолосая, а женщина, у которой она жила — армянка. И тогда Лидия поведала Славе свою печальную историю: сама она была из г. Сталинграда (ныне Волгограда), откуда эвакуировалась осенью 1942 г. с родными, но по какой-то причине, которую она после перенесенных переживаний совсем не помнит, оказалась одна в Тбилиси, а родители с сестрой -  за Уралом. Вероятно они потерялись во время начавшегося артобстрела и были наспех распределены в поезда, следовавшие в разных направлениях...Лидия пожила в Тбилиси, поработала там в госпитале, а весной 1943 г. уехала в г. Ставрополь и поступила в институт на факультет иностранных языков. Там пожилая армянка приютила ее за помощь по хозяйству.

Когда Станислав услышал историю Лидии, он не сдержал слез. Ему стало ее искренне и до глубины души жаль. С тех пор они не разлучались, вместе разыскивали ее родных на Урале, его брата Льва и отца. Они так полюбили друг друга, что даже найдя своих родных в г. Нижний Тагил, Лидия не стала уезжать, так как Станислав не мог покинуть места службы, и она боялась безвозвратно потерять с ним связь, если перебазируютя часть во время ее отсутствия. «Я его сильно полюбила - бросить друга не могу...» - писала Лидия родным. Но настал момент, когда часть, где служил Станислав, все же перебазировалась. Лидия дала обещание ждать, проводила Станислава освобождать Тамань, Керчь и Севастополь. На прощание перед разлукой, которую молодые люди воспринимали как временное испытание, Станислав сказал Лидии: «Сначала общее дело сделаем, тогда за личное примемся...Я перейду во флот и мы будем жить на Черном море...». Поначалу все складывалось хорошо, Станислав часто писал Лидии. Она уехала к родным в г. Нижний Тагил, а затем уже вместе с родителями в феврале 1944 г. в г. Сталино (Донецк), куда ее отца командировали на восстановительные работы Донбасса, поступила на учебу в институт в г. Одесса.

Но наступило тревожное для нее время: «С марта 1944 г. Славик молчит...». Лидия до последнего не хотела верить в то, что он погиб, она писала его матери даже тогда, когда Августа Ивановна сообщила ей полученную официальную информацию о его гибели: «...Неужели злая судьба могла так жестоко шутить с нами, неужели она, эта судьба, дала нам только одно счастливое мгновенье...».  В годовщину гибели Станислава в апреле 1945 г. Лидия писала его родным: «сколько раз в Одессе, я вспоминала Славкины слова, почему я одна на Черном море, почему его теперь нет со мной? Сколько раз я обращалась к морским волнам с вопросам: где же Славик? Что с ним? Но синие волны до сих пор не принесли мне ответа...У меня нет Славика, он ведь был для меня дороже всего на свете...На дворе весна, но на душе зимняя стужа. Сегодня перечитала все письма Славика, стало немного легче...» В последнем сохранившемся в личном архиве Карелиной Ирмы Николаевны письме, датированном 28 января 1946 г.,  Лидия пишет: «проклятая война разлучила нас, а в сердце моем осталась самая нежная и дорогая память о нем...».

В личном фонде в семейных альбомах есть несколько фотографий Станислава Карелина, его матери Августы Ивановны, но к сожалению нет фотографии самой Лидии Николаевны Морозовой, либо она остается неустановленной среди множества неописанных фотографий в этих альбомах, так как задать вопрос, кто изображен на  фотографиях, уже некому. Карелина Ирма Николаевна, последняя из Карелиных, ушла из жизни больше десяти лет. Но мы можем нарисовать в своем воображении образ Лидии исходя из нескольких строк, написанных ее рукой в письмах: « я самая простая и очень обыкновенная, как и все...»,  «блондинка с голубыми глазами и вьющимися кольцами волосами».

Как дальше сложилась судьба девушки Лидии, мы не знаем. А вдруг она известна кому-то из наших читателей? Быть может эту сокровенную историю поведала кому-то бабушка, или прабабушка, тетя или близкий друг семьи...Тогда мы очень ждем вашего отклика.

   

 

 

 

Иллюстрации:
1. Семья Карелиных, слева направо: 1. Лев. 2. Августа Ивановна, мать. 3. Ирма. 4. Николай Г., отец. 5. Станислав. Дата съемки 1934-1935 гг. Место съемки не установлено
2. Семья Карелиных: в верхнем ряду слева — Августа Ивановна,  справа — Николай Г., в нижнем ряду слева - Лев, справа - Станислав. Дата съемки 1934-1935 гг. Место съемки не установлено
3. Слева Карелин Станислав, справа - Карелин Николай Г., отец. Дата съемки 1940 г. Место съемки г. Ленинград
4. Карелин Станислав, курсант Военно-морского пограничного училища. Дата съемки 1940 г. Место съемки г. Ленинград
5-7. Письма и фрагменты писем Карелина Станислава и Морозовой Лидии Карелиной Августе Ивановне 1943-1944 гг.

 

Ведущий архивист отдела комплектования Д.В. Царева